Помощь и трудности при лечении созависимости
Выздоровление от созависимости – не событие, а процесс, требующий времени и усилий. Как это ни парадоксально, но выздоровление не наступит автоматически только потому, что ваш зависимый близкий протрезвел, вы с ним расстались или он умер. Для формирования созависимости потребовалось время, соответственно, для исцеления от нее тоже потребуется время.
Несмотря на явную и четкую потребность в помощи, существуют трудности в оказании помощи людям с симптомами созависимости. Основная трудность состоит в том, что в большинстве случаев созависимые люди не хотят избавиться от неприятных симптомов своего расстройства, а хотят, чтобы человек, который, по их мнению, является причиной возникновения этих симптомов, изменил свое поведение – прекратил пить или употреблять наркотики. Другими словами, они жертвуют достижимым малым (собственные изменения) ради недостижимого большого (изменение поведения другого человека). Не желают меняться сами, но требуют этого от своих химически зависимых близких. Точно так же, как алкоголик или наркоман перекладывает ответственность за свою жизнь на вещество («А что я могу сделать? Я же болен…»), созависимый человек перекладывает ответственность за свою жизнь на зависимого близкого! («Пусть он перестанет пить (употреблять наркотики) и тогда со мной все будет в порядке!»)
Как правило, попытки вмешательства (с согласия человека, обратившегося за помощью!) наталкиваются на отрицание, сопротивление и саботаж. Такая реакция характерна для людей, обратившихся за помощью по поводу химической зависимости (не обязательно по собственной воле). Более того, сопротивление и саботаж лечения при созависимости носит более агрессивный характер, что обусловлено спецификой данного расстройства.
Трудности начинаются с «поиска» ответа на вопрос «что делать?» На самом деле, люди, задающие вопрос «что делать?» знают, что делать, и всего лишь хотят получить «добро» на осуществление собственных решений. Если данные рекомендации не соответствуют их представлениям и плану действий, возникает конфликт, в котором запрашивающая сторона пытается убедить всех (себя?) в правильности собственных выводов и плана действий (или бездействия).
Или же человек, попросивший помощи вежливо выслушивает рекомендации и делает по-своему. Или вообще не слышит данных рекомендаций! Или перекладывает ответственность на врача, психолога или консультанта, снимая с себя какую бы то ни было ответственность за последствия: «Скажите, что мне надо сделать (или чего не делать) и я это сделаю (или не сделаю) и, если результат будет отрицательный – вы будете виноваты!» (последняя фраза не произносится, но это, как бы, само собой подразумевается).
Чего же хотят созависимые люди, когда обращаются за помощью?
Чаще всего о помощи просят от полного бессилия, несостоятельности и абсолютной невозможности самостоятельно справиться со своим зависимым близким. Именно справиться, обуздать, поместить в какие-то рамки, перевоспитать, исцелить, то есть: «доктор, сделайте с ним или с ней что-то!»
Поскольку дело приходится иметь со взрослыми людьми, сама постановка вопроса — «сделайте с ним что-то» — исключает возможность оказания помощи. Кто и что может сделать со взрослым человеком против его воли? По сути, речь идет не более, чем о просьбе заставить этого человека вести себя прилично и соответствовать представлениям и ожиданиям других людей. «Он должен быть здоров», «он должен быть счастлив», «он должен быть нормальным» и т.д. и т.п. Должен, должен, должен…
Безусловно, все люди обязаны соблюдать правила общежития, что регламентировано законами — нравственными, административными, уголовными. Но, если речь идет о человеке, который откровенно антисоциален — ворует, устраивает дебоши, мешает жить другим людям – то, безусловно, жить с таким человеком – мучение, и естественное желание окружающих людей оградить себя от этого кошмара вполне нормально. Не нормально – когда люди мирятся с таким положением вещей и приспосабливаются к нему, а так, к сожалению, происходит чаще всего. Например, сын-наркоман украл деньги и семья на это никак не отреагировала или поругала его, пристыдила, припугнула: еще раз украдешь, и мы… что-то там сделаем. Он снова украл. Опять ничего. Вынес драгоценности, технику, шубу, все, что можно продать. И ничего не происходит. Зачем ему прекращать это делать? Или какой-нибудь агрессивный алкоголик распускает руки и ему не сопротивляются. Что помешает ему снова и снова сделать это? Ужас состоит в том, что люди, которые страдают от поведения других людей, даже не пытаются сопротивляться! Или же пытаются, но не преуспев в этом единожды, отказываются от дальнейших попыток.
Опыт показывает, что, если семья или человек (в более широком смысле – общество) не позволяет зависимому вести себя неподобающе, он не ведет себя так (например, в больнице или тюрьме).
Обычно, когда для изменения катастрофической ситуации предлагаются какие-то радикальные вещи (смена места жительства, обращение в правоохранительные органы, помещение больного в лечебное учреждение против его воли и т.п.), люди возмущаются и отвергают их, предпочитая ежедневное страдание собственному временному неудобству. Конечно, есть множество юридических моментов (общая собственность, дети и пр.), но если не пытаться что-то изменить, ничего и не изменится!
В связи с вышеизложенным хочется задать вопрос: а при чем здесь лечение от химической зависимости? Если мы имеем дело с недопустимым поведением человека, то зачем нам надо лечить его от болезни? Болезнь – сама по себе, поведение – само по себе. Понятно, что антисоциальное поведение обусловлено состоянием зависимого человека – он либо нетрезв и ведет себя неадекватно, либо мучается от синдрома отмены и нуждается в деньгах для приобретения психоактивного вещества, отсюда воровство, вымогательство, мошенничество и пр. И нам известно, что протрезвев, химически зависимые люди не ведут себя так, как они вели себя в острой фазе своей болезни. Отсюда естественным образом вытекает вывод: человек должен вылечиться, чтобы не вести себя по-свински. То есть запрос от родственников зависимого человека должен звучать так: вылечите его, чтобы он перестал нас тиранить, ЗАЩИТИТЕ НАС ОТ НЕГО! Этот тезис подтверждает и то, что львиная доля обращений за помощью сформулирована таким образом: а вы можете его забрать и закрыть на замок? Поэтому приобретают популярность структуры, оказывающие именно такие услуги (современный аналог ЛТП) – специально обученные люди приезжают, насильно забирают и закрывают на замок. Это – не лечение! Это – заключение, тюрьма.
Итак, резюмируем. Созависимые люди страдают от поведения, обусловленного заболеванием химически зависимого человека и им кажется, что вылечив заболевание (алкоголизм или наркоманию), они перестанут страдать и терпеть неудобства. Но лечение – долгий, занимающий месяцы и годы процесс, конечный результат которого в идеале – абсолютная химическая чистота – возможно, не будет достигнут никогда. Правда состоит в том, что большинство людей, страдающих от химической зависимости, погибает от своего заболевания. Значит ли это, что их родные должны терпеть все неудобства жизни с таким человеком до тех пор, пока он не погибнет? Конечно же нет. Куда более эффективным будет подход, при котором родственники зависимого человека не позволят ему совершать неподобающие вещи, не будут жертвами его болезни, прибегая ко всем существующим средствам и поддержке. И этот подход не имеет никакого отношения к лечению болезни, хотя и может повлиять на ее течение. То есть родственникам химически зависимого человека необходимо взять на себя ответственность за собственную жизнь и жить так, как они сами выберут, а не так, как им навязывает их неадекватный близкий.
Конечно же, не все семьи таковы и не все родные зависимых людей страдают только из-за их антисоциального поведения. Иногда химически зависимые люди вполне социализированы (по крайней мере, какое-то время), работают, заботятся о семье или просто живут своей жизнью, никому не мешая. Это, скорее, исключение, чем правило, но такие случаи есть. Близкие люди по-разному реагируют на это, некоторые смирились и не пытаются ничего изменить, некоторые – настойчиво пытаются повлиять на ситуацию. В таких случаях люди страдают не столько от вреда, который им наносит химически зависимый человек, сколько от вреда, который он причиняет себе (точнее от чувств, которые испытывают, глядя на происходящее). То есть эти люди нуждаются в иной помощи, чем те, которые описаны выше.
Такие люди приходят с вопросом о том, как справиться с болью, отчаянием, страхом, депрессиями, связанными с химической зависимостью близкого человека, а точнее с тем, что он никак не желает ничего предпринимать, чтобы прекратить себя разрушать. Если запрос сформулирован таким образом, то помощь возможна. Повторюсь, она возможна потому, что люди просят помощи для себя, а не для другого, они говорят: сделайте что-то со мной, помогите мне. Наилучшая помощь при таком запросе – поддержка и дружеское участие без осуждения, советов, наставлений и менторства, которым, как правило, грешат люди, стремящиеся «помочь». Поразительно, как меняется состояние близкого окружения зависимого человека, когда выясняется, что они не одни, что есть сотни и тысячи людей, которые живут с похожей бедой и каким колоссальным ресурсом могут быть сообщества взаимопомощи и даже какой-нибудь один человек, проявивший сострадание и понимание!
Итак, мы выяснили, что существует два типа созависимых, обращающихся за помощью. Первый просит «сделайте что-то с ним», второй – «сделайте что-то со мной». Первому типу оказать помощь затруднительно, поскольку затруднительно заставить лечиться против воли химически зависимого человека, а выходом из сложившегося положения для созависимого видится исключительно такое решение! То есть ситуация безвыходная. Положение может измениться, если сам созависимый изменит свою точку зрения на проблему и займет активную позицию в отношении собственной жизни.
Прозрение может наступить тогда, когда созависимый человек обнаружит всю тщетность своих попыток повлиять на другого человека и это, по крайней мере, даст ему шанс сохранить то, что еще осталось – отношения со своим зависимым, физическое и душевное здоровье и надежду.
При оказании помощи второму типу есть надежда на результат: помощь оказывается самому просящему о ней и с его согласия и при его активном участии.
Чаще всего речь идет о том, что просящий о помощи говорит (или подразумевает) следующее: я страдаю, моя жизнь мне не принадлежит, я думаю, чувствую и делаю совсем не то, что я хотел или хотела бы думать, чувствовать и делать, но у меня нет сил это изменить и я не знаю как это сделать. При таком положении вещей совершенно понятно, в каком направлении нужно двигаться и что конкретно необходимо делать, а именно: помочь человеку вернуть самому себе свою жизнь и себя такого, каким он хотел бы быть независимо от обстоятельств, в которых он находится.
Есть еще третий, самый «зловредный» тип созависимой личности. Это люди, которые сделали созависимость образом жизни, а «спасение» своего близкого – целью и смыслом собственной жизни. Такие люди только говорят, что им нужна помощь, но на самом деле не хотят ее и активно ей сопротивляеются. Главный девиз таких людей: «Он (она) без меня умрет!» Чаще всего это одинокие матери взрослых сыновей, иногда жены, которые заинтересованы (бессознательно, а иногда и вполне осознанно) в сохранении существующего положения. Выгод от него (как это не парадоксально) немало: ощущение собственной нужности, понимание смысла и цели собственного существования, постоянная занятость как бы полезным делом, поддержка чувства собственной значимости, ощущение собственной власти, получение от окружающих людей помощи и много другого. Такой тип созависимой личности оказывает самое сильное сопротивление предлагаемым изменениям и делает все, чтобы ситуация осталась прежней (отказ от лечения своего зависимого близкого, приобретение для него наркотиков или алкоголя, постоянная опека, исключающая необходимость самому человеку что-то предпринимать и т.д.). Взаимная выгода (химически зависимый человек употребляет, а созависимый как бы при деле) в таком союзе не оставляет ни малейшего шанса на изменения. Единственный выход – полный разрыв отношений, на который, как правило, не соглашется ни одна из сторон.
Отрицание, сопротивление и саботаж
Отрицание, сопротивление и саботаж при попытке оказать помощь – обычные явления. Чем глубже отрицание, тем сильнее сопротивление, которое проявляется от простого отказа «лечиться» до скрытого или явного саботажа предлагаемого «лечения». Я пишу слово «лечение» в кавычках, поскольку это не лечение в его классическом понимании, настолько же, насколько созависимость не является заболеванием в его классическом понимании. Я использую это слово просто для удобства. Отрицание лечения несколько отличается от отрицания проблемы, и поэтому мы уделим ему отдельное внимание.
Первое – что, собственно такое лечение созависимости? В первую очередь, это изменения. Человек устроен так, что он стремится к стабильности, как залогу безопасности. Любая стабильность – хорошая или плохая – лучше, чем неизвестность и перемены, поскольку они несут в себе риск, а риск связан с опасностью. Когда мы находимся в опасности, мы испытываем страх. Страх – неприятное чувство, которого мы всеми силами хотим избежать, но уж если избежать не получается, мы стремимся от него избавиться. Защитные механизмы (а отрицание, сопротивление и саботаж есть ни что иное, как защита) как раз и призваны к тому, чтобы избавить нас от липкого ощущения страха. Три основных бессознательных защитных механизма – гнев, бегство и оцепенение проявляются различным образом, и позволяют нам спрятаться от страха. Мы набрасываемся на противника, убегаем от него либо цепенеем, в надежде, что он нас не заметит и уйдет. Как эти механизмы работают, когда речь идет о лечении созависимости?
Мы помним, что лечение – это перемены, перемены – это риск, а риск вызывает страх. То есть лечение – это страшно. Поэтому нужно либо напугать его (лечение), либо убежать от него, либо замереть, притворившись, что нас нет.
Гнев (нападение) проявляется в открытом сопротивлении и саботаже предлагаемой помощи и выражается словами: «Как это может мне помочь?! Это мне не поможет!» Меня потрясла гневная реакция одной мамы наркомана на мое предложение сходить на группу самопомощи. Она чуть ли не кричала и приводила миллион доводов в пользу того, что это ей никак не поможет. К моменту своего визита ко мне она перепробовала все возможные средства в борьбе с болезнью своего сына, годами она пыталась как-то на него повлиять, затрачивая колоссальные ресурсы и усилия, но идея потратить один час своей жизни на посещение группы вызвала у нее взрыв бешенства. Конечно, не все созависимые люди так бурно реагируют на предложение бесплатной и эффективной помощи, но мало кто соглашается на нее с первого раза. Но даже согласившись, и посетив группу единожды большинство созависимых делают вывод: «это не работает». И испытывают чувство негодования (злости), думая: «могли бы предложить мне что-нибудь получше!» Никакие доводы (подкрепленные доказательствами эффективности) не могут убедить человека, находящегося в отрицании, что такая простая вещь, как посещение групп самопомощи может значительно улучшить их жизнь. Таким людям кажется, что изменения должны произойти немедленно и они должны быть радикальными: химически зависимый близкий должен выздороветь. А если этого не происходит, значит это не работает! Гнев вызывает то, что я что-то делаю, а он или она ничего не делают! Я это делаю для них и ради них, а они этого не ценят и ничего не меняется! Гнев вызывает то, что мне что-то надо делать (ходить регулярно на группы, читать какие-то книжки, научиться вести себя иначе), мне надо изменить свою жизнь! Пусть они меняются, это же они создали проблему. С таким мировоззрением нет ни единого шанса на улучшение.
Бегство от «лечения» — это стремление избежать того, что необходимо делать или не делать. «Я буду делать что угодно, только не то, что вы предлагаете» или «Я откажусь от чего угодно, только не от того, от чего не хочу отказываться». В данном случае сопротивление не агрессивно, может даже иметь место частичное согдасие, типа, «ок, я буду делать часть того, что вы предлагаете или внесу некоторые коррективы в ваши рекомендации». Такая реакция понятна, потому что перемены – это страшно. Особенно это страшно, если они связаны с недовольством или открытой агрессией других людей. Например, некоторые зависимые открыто сопротивляются, устраивают скандалы или даже запрещают своим близким посещать собрания групп самопомощи, называя их «сектой» или обзывая своих родных «безумцами». Зависимого человека не могут устраивать перемены, которые препятствуют его употреблению или мешают ему жить как раньше. Поэтому изменения в процессе лечения объективно рискованны и чреваты неприятными последствиями. Необходимо иметь мужество, чтобы на них решиться. В одиночку выздоравливать сложно, а порой совершенно невозможно. Поэтому помощь при созависимости построена на групповом принципе, основной инструмент которого – взаимная поддержка. Одному, человеку трудно справиться со страхом, группе людей – проще с ним справиться.
Оцепенение – это попросту занятие пассивной позиции: «Если я не буду делать ничего, то ничего страшного и не произойдет». Но мы знаем, что это не так, поскольку химическая зависимость (а значит и созависимость) всегда развивается по прогрессирующему пути ухудшения. Если не предпринимать ничего, ситуация будет ухудшаться.
Итак, мы обнаружили, что «лечение» от созависимости связано с риском, решиться на который не всякий готов. Для того, чтобы рискнуть, нужны определенные предпосылки, определенная стадия готовности к риску (изменениям). Чаще всего готовность связана со стадией развития химической зависимости, которая развивается от т.н. «розового периода» (беспроблемного употребления психоактивных веществ) до хронического заболевания со всем «букетом» сопутствующих ему проблем. Чем меньше проблем – тем меньше необходимости что-то менять. Но чем больше проблем, тем сложнее что-то изменить!